Автор: .паучара Эрнст.
Пейринг | Персонажи: Глен Баскервиль (Освальд), Джек Безариус, Алиса.
Тип: гет, слеш намеками.
Рейтинг: PG.
Жанр: romance, чрезвычайно похожий на angst.
Дисклеймер: Pandora Hearts © Mochizuki Jun
Саммари: фрагменты из жизни семьи Баскервиль после смерти Лейси и вольная интерпретация Сабрийской трагедии исходя из недавно выяснившихся фактов.
Ссылка на арт: imageban.ru/show/2011/12/16/b04359bc93a389972e7...
Авторские примечания: написано без учета всех глав, последующих за 69ой; текст весьма условно отображает идею вытащенного через лотерею арта, но одно я могу сказать точно – кролик там есть.
Размещение: разрешаю всем.
Фанфик был написан на Январский фестиваль.
читать дальше
Но общая бунтующая суть
Не подчинялась мысли Демиурга,
И Он решил, почти теряя нить,
Свой замысел по-новому представить.
Ведь все, что невозможно изменить,
Возможно просто поменять местами.
Кот Басё. «Он сочинял нас…»
Не подчинялась мысли Демиурга,
И Он решил, почти теряя нить,
Свой замысел по-новому представить.
Ведь все, что невозможно изменить,
Возможно просто поменять местами.
Кот Басё. «Он сочинял нас…»
Это было не по сценарию, не по правилам, не так, как должно было быть, но винить в этом было некого.
Алиса смотрела на него сверху вниз из своей высокой-высокой башни: дверь не была заперта, у девушки не было роскошной косы, а он не был её прекрасным принцем, - и это была совершенно другая сказка.
- Тебя зовут Джек! – провозгласила она, забравшись на подоконник и высунувшись наружу. – Я знаю, Глен много о тебе рассказывал. Ты – глупый мальчишка, а еще любишь маму.
Их не должно было быть трое – Джека ждала совершенно иная судьба. Но Лейси влетела в его жизнь ледяным сверкающим вихрем и, подарив серёжку, вписала образ Безариуса в историю, остававшуюся неизменной на протяжении сотен лет.
- Знаешь, я могу спрыгнуть отсюда и не разбиться, - Алиса нахмурилась, склонила голову набок, словно раздумывая: может, попробовать? – Так говорил Реви. Но он, наверное, соврал – Реви вообще много врёт. Он говорил, что никогда не умрёт, а теперь его нет. Ты тоже будешь мне врать?
Джек не успел ответить: она исчезла в тени комнаты – побежала по лестнице вниз, преодолевая десяток ступеней в секунду, чтобы скорее выскочить во двор и, запнувшись о случайную корягу, буквально влететь в Безариуса, инстинктивно цепляясь за изумрудный камзол.
- Фиолетовые.
Он впервые увидел её так близко, чтобы можно было подметить отличия. Незнакомая ямочка на подбородке, чуть вздернутый нос, родинка у самой ключицы и совершенно другого цвета глаза.
- А? – Алиса запрокинула голову назад, захлопала пушистыми ресницами, непонимающе глядя на Джека.
Не Лейси.
Голос чуть выше, и взгляд – совершенно другой. Лейси его понимала, с самой первой встречи, с одного взгляда, всего лишь с полуслова. Она улыбалась иначе: чуть шире, более открыто, но вместе с тем осторожно словно на пробу.
Когда он впервые увидел её, Лейси протянула ему руку, а не налетела со всего маху, заставив покачнуться.
Нет, это не Лейси.
- У твоей мамы были другие глаза, - Джек почти прикоснулся кончиком пальца к длинным ресницам, но девочка отшатнулась. – Алые, как и у всякого Ребенка Несчастий. Из-за них…
Безариус запнулся, а договорить ему не дали. Алиса вздрогнула, ощутив, как кто-то положил руку ей на плечо, обернулась резко, чтобы встретиться взглядом с тем, кого она знала под именем Глен.
- Иди, пожалуйста, в дом.
У него был странный голос: даже когда Баскервиль говорил тихо, его невозможно было не услышать, - он раздавался словно прямо в твоей голове, минуя органы чувств.
Человека с таким голосом было невозможно ослушаться.
- Нам надо поговорить, - Алиса еще не успела далеко отойти, а Глен уже обращался к Джеку, избегая смотреть в его шальные глаза, полные тихого безумия. – Джек, ты меня слышишь?
Тот не ответил. Вскинул голову резко, ловя усталый взгляд неосторожно посмотревшего в его сторону Глена.
- Почему?
Джек говорил хрипло, словно бы сорвал голос, пытаясь дозваться до оказавшейся в Бездне Лейси – Баскервиль не просто не исключал такой возможности, он был почти уверен в этом сейчас, глядя мальчишке в глаза.
- Она говорила, что всегда надо задавать вопрос: «Почему?» - если пользоваться готовым ответом, можно разучиться думать самостоятельно. Почему ты убил её?
- Я…
- Скажешь сейчас, что она должна была умереть, потому что была Ребенком Несчастий? Но это ты… из-за тебя она стала такой! Только потому, что её брату суждено было стать очередным Гленом Баскервилем, только потому…
Безариус умолк на полуслове, уставившись куда-то за спину Глена. Возможно - прямо на дверь, за которой совсем недавно скрылась Алиса. А может, в свою персональную пустоту, Бездну, в которой не было смысла без Лейси.
- Не говори об этом при Алисе.
- Боишься, что она узнает, как добрый дядюшка Глен хладнокровно бросил её маму в Бездну? – фальшивое презрение во взгляде Джеку не очень-то удавалось.
- Боюсь, как бы она не отправилась следом.
Изумление во взгляде Безариуса стоило того, чтобы его увидеть, но тот, кого он назвал Освальдом, не получал от этого зрелища удовольствия. Показывая, что разговор окончен, он развернулся на каблуках и направился прочь, оставляя Джеку время подумать.
В надежде на то, что тот сумеет понять, чего добивался Реви, ставя на них свой последний эксперимент.
Зима пришла, когда её уже не ждали: легкими хлопьями с потускневшего за ночь неба снег повалил в последние дни декабря. Алиса увидела его первой – проснувшись рано утром от распахнувшего форточку ветра, она выглянула в окно и замерла, не в силах оторваться от белоснежного пейзажа за окном.
Весь мир стал вдруг безликим, холодным. Заносимые в комнату порывами ветра снежинки опадали на черные волосы, ложились на подставленные ладони и тут же таяли, не позволяя себя рассмотреть.
Алиса нахмурилась, бросила взгляд на оставшиеся на ладони капли и принялась одеваться. Без прислуги это заняла времени чуть больше, чем она рассчитывала – не менее получаса, а по ощущениям так и вовсе целую вечность. Но даже она стала незначительной, когда, накинув на плечи меховую накидку, девушка выбежала во двор.
Снег искрился в лучах раннего солнца, пахло необычайной свежестью, ледяные искорки цеплялись за пушистую оторочку капюшона, путались в волосах, оседали на пушистых ресницах. Под ногами поскрипывало белоснежное, словно бы накрахмаленное покрывало.
- Алиса?..
Что-то не давало Глену покоя всю ночь, и в тот утренний час он, не выдержав запутанных снов, решительно вырвался из объятий Морфея. И каково же было его удивление, когда, выглянув в первое зимнее утро, он увидел во дворе под своими окнами кружащуюся в вихре снежинок девчонку.
- Лейси…
Джек стоял у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу, и глядел снизу вверх на танцующую со снежинками девушку. Сейчас, когда он не видел её лица, Алиса была до невозможности похожа на свою мать, так же когда-то танцевавшую под снегопадом.
Безариус бы не удивился, если бы услышал, что она еще и поёт.
- Мисс Алиса!
Девчонка с трудом позволила экономке себя увести, да и то лишь потому, что кусающий холодом ветер как раз успел пробраться под её меховые одежды. Только оказавшись в тепле, она почувствовала, как замерзли щеки и кисти рук, как промокли от снега ресницы и тонкие пряди, высунувшиеся из-под капюшона.
- Ты почему во двор так легко одетой выбежала? – поинтересовался спустившийся в гостиную Глен, судя по всему, весьма обеспокоенный здоровьем своей подопечной.
Но та не обратила на него ни малейшего внимания: замерла вдруг как вкопанная, повела покрасневшим носом, словно почуявшая добычу, и медленно облизнулась.
- Это ведь пахнет мясом?
Баскервиль фальшиво закашлялся, прикрывая ладонью с трудом сдерживаемый смех: эта малышка было совершенно неисправима.
- Завтрак только через полчаса, мисс, - проговорила экономка сурово, и Глен не смог удержаться от насмешливого взгляда, предназначавшегося капризно надувшей щеки девчонке.
- Даже я не могу перенести время завтрака в этом доме, - словно извиняясь, развел он руками и обернулся на шаги, приглушенные мягким ворсом ковровой дорожки. – Доброе утро, Джек.
- Доброе утро, - произнес Безариус в ответ таким тоном, что не оставалось никакого сомнения в том, что кто-кто, а он это утро таковым не считает. – Счастливого Рождества!
Настенные часы пробили семь часов утра, словно бы нарочно подчеркивая своим звоном воцарившуюся мизансцену, ясно дававшую понять, что оба находящихся в гостиной Баскервиля напрочь забыли о наступающем на пятки празднике.
Джек усмехнулся:
- Я так понимаю, мне подарок никто не приготовил?
На следующее утро Алиса нашла у себя на подушке мягкую игрушку – кролика цвета горького шоколада, почти чёрного, на самой грани. Догадаться о том, кто оставил этот подарок, не составляло труда: она не раз видела портрет своей матери, висящий у основания лестницы, и знала, что этот оттенок в точности повторяет цвет волос Лейси, запомнить который с такой точностью мог только один человек.
Джек сидел в гостиной у завешенного рождественскими носками камина и пил утренний чай – крепче, чем само кофе. Он не обернулся, услышав, как открылась дверь, в тишине дождался, пока Алиса сядет в соседнее кресло.
- Хорошо спалось?
Она только кивнула, вглядываясь в огонь так, словно там вместо языков пламени плясали лесные нимфы. В полумраке задернутых штор и огненных отсветах, сгладивших черты её лица и сокрывших цвета, девушка казалась чрезвычайно похожей на свою мать.
- Ты помнишь Лей… свою маму?
Алиса посмотрела на него как-то странно, из-под чёлки и исподлобья.
- Я родилась такой, Джек. Я не помню себя младше. И я не помню маму, не верю, что могу быть так похожа на неё, - она глубоко вздохнула. – Сначала было темно и тихо, потом в темноте начали появляться игрушки. И музыка, как из музыкальной шкатулки, но я откуда-то знала, что это часы. Я пошла на звук, он становился всё громче, до тех, пока я не оказалась перед мастером Гленом. Это были его часы.
- Это была её мелодия, - откликнулся Джек. – Он сочинил эту музыку о твоей матери, но не для неё. Освальд… то есть, конечно, Глен говорил, что она её так ни разу и не услышала.
- Ясно.
Она ответила только потому, что надо было что-то сказать, заполнить тишину, не напоминавшую ни о чем хорошем. А он протянул руку и коснулся её пальцев, лежащих на подлокотнике.
Не успел даже ощутить прохладу её кожи: Алиса вздрогнула от неожиданности и тут же убрала руку из-под его пальцев.
Не Лейси.
Утро, проведенное вместе, было редкостью для Алисы и Джека: девочка обычно находилась в башне, Безариус же крутился вокруг Глена, пытавшегося вести какую-то документацию, писать деловые и не очень письма под не прекращающийся говор снующего по комнате молодого человека.
- Знаешь, Алиса сказала, что слышала в Бездне твою музыку, - проговорил он, остановившись посреди комнаты, точно перед сидящим за столом Освальдом, который так и не поднял взгляд от письма. – Нет, она, конечно, сказала не так. Алиса слышала музыку в какой-то «пустоте», это я уже предположил, что это была Бездна, потому что, знаешь ли, а что еще могло быть? Только она.
Джек умолк, чтобы перевести дыхание, задумался над собственными словами.
- Наверное, Лейси тоже могла услышать твою мелодию.
Глен ничего не ответил. Не посмотрел на Джека, как ожидалось, не вздрогнул, не заговорил – ничего. Но этот Безариус обладал замечательной способностью чувствовать ложь, и сейчас всё это спокойствие и равнодушие Освальда было всего лишь маской, прикрывавшей…
Много чего прикрывавшей.
- Знаешь, ты похож на неё, - всего несколько шагов, и Джек загородил идущий от окна свет. – У вас одинаковый цвет волос, и в чертах лица узнаётся сходство. Порой мне кажется, что ты похож на Лейси даже больше, чем её дочь.
Напряжение, удивление, ожидание продолжения – заинтригован.
Еще шаг, второй: Безариус остановился за спиной Глена, улавливая в замершей, занесенной над листом руке опаску, почти страх перед тем, что он мог сделать.
- От тебя даже пахнет так же.
Баскервиль не успел среагировать, а, может, просто не ожидал именно такого поворота событий: Джек резко наклонился и, поддавшись сиюминутному порыву, коснулся кончиком языка его щеки.
За что тут же оказался придавлен к стенке.
- Ты болен, - Глен заговорил, и пальцы его чуть сильнее сжались на джековом горле. – Ты хоть понимаешь, что ведешь себя ненормально? Что тебя… не должно здесь быть?
Тот улыбнулся и медленно поднял руку, позволяя Освальду проследить этот жест, не останавливая. Легко коснулся пальцами собственных губ:
- Надо же, и на вкус такой же.
Баскервиль чертыхнулся, отвернулся, не выдержав пристального, изучающего взгляда. Джек словно знал, куда надо смотреть, чтобы видеть самое важное.
- Смотри на меня.
Кожа у Глена оказалась горячей, обжигающей. Безариус мягко взял его за подбородок, заставляя повернуться к себе вновь. Когда Освальд бросил на него тяжелый взгляд, Джек уже не улыбался.
- Кто сказал, что меня не должно здесь быть? – произнес он тоном воспитательницы, втолковывающей несмышленым младенцам, что такое хорошо, а что такое плохо. – Ты никогда не задумывался над тем, что пора уже что-то менять в вашем столетнем цикле? Например, сделать так, чтобы Дитя Несчастий не были больше обречены на смерть.
Глен смотрел на него, словно кролик, загипнотизированный шипеньем змеи. Но этот кролик оказался сильнее.
- Нет, Джек, - произнес он после невыносимо долгой паузы, разжимая пальцы на чужой шее. – Дети Несчастий опасны тем, что могут связываться с Сутью Бездны. С ей Волей, как назвал это Реви. Из-за них Бездна приближается к нашему миру, угрожая самому его существованию.
Баскервиль отступил, освобождая от Джека свое личное пространство.
- Иногда лучше пожертвовать одним ради человечества.
Это было ожидаемо, но Глен все равно не успел подготовиться, защититься от удара. Угол стола впился в ногу, заставив коротко вскрикнуть от боли, в кровь хлынул адреналин. Освальд вцепился в запястья Джека, удерживающего его придавленным к столу.
- Даже если ты жертвуешь своей сестрой? – прошипел Безариус, склонившись к самому уху Глена. – Единственным дорогим себе человеком? Или ты думал, что она смирилась со своей участью, идиот?!
Джек оттолкнулся от Баскервиля, отшатнулся, прижавшись спиной к стене.
- Так вот, что я тебе скажу: ты правильно делаешь, что винишь себя. Потому что она хотела жить, как никто другой, гораздо больше, чем ты желал избавиться от своей судьбы. Только поэтому она согласилась на эксперимент Реви. Она хотела жить хотя бы в своих детях, а дочь знает её только по портрету.
Глен стоял у стола, не двигаясь и словно вообще не дыша.
- Я верну её.
Безариус рванул было к выходу из кабинета, но Освальд остановил его, ухватившись за запястье.
- Если когда-нибудь образумишься, знай – тебе всегда есть место в этом доме. И не так, как ты думаешь: не потому, что она бы этого хотела. Ты уже стал дорог Алисе. И мне.
На самом деле он надеялся, что это «когда-нибудь» наступит прямо сейчас, или этим же вечером, максимум – на неделе. Но Джек разрушил его надежды.
- Спасибо, - кивнул он.
И вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Джек исчез. В память о нём у Алисы только и осталось, что игрушечный кролик цвета тёмного шоколада, пахнущий смутно знакомо. Да и тот вскоре канул в Бездну вместе со своей владелицей, но потерялся в пустоте и так и остался лежать в горе игрушек, созданных Волей Бездны.
Джек выполнил свое обещание, пусть и частично – он пытался вернуть Лейси, и это стоило жизни сотне людей, если не больше. Сабрийская трагедия унесла с собой все точные цифры, подробности, факты и подлинную историю семьи Баскервиль. Осталась только переписанная легенда, в которой роли поменялись до неузнаваемости.
Ну, и еще Алиса.