[glen-jack]

Название: Вот Бездна, в которую свалился Джек...
Автор: Айон Ран ([J]Айрон Ранко[/J])
Бета: он же
Пейринг: Глен/Джек
Рейтинг: PG
Жанр: джен
Размещение: порадуйте автора, скажите, если не сложно
Состояние: закончен
Дисклеймер: персонажи принадлежат Джун Мотидзуки, никакой материальной выгоды не имею
Предупреждение: возможно АУ относительно новых глав манги. Автор видит здесь ООС
От автора: всё, что автор хотел сказать, он уже сказал в произведении

Есть люди, чей вид буквально кричит о том, что они привыкли добиваться своего, получая желаемое. Их тела увешаны драгоценностями, а взгляд лениво скользит мимо лиц окружающих. Мягкие на вид люди-эгоцентристы.
Есть те, кто внешне опасен, агрессивен, демонстративно жесток, и под корочкой льда их взгляд полон паники. Есть просто глупцы, неспособные повлиять даже на собственную судьбу, оттого улыбающиеся открыто и виновато.
А вот Джек Безариус, мальчишка-бастард, ни к одному из типов не относился, и тем накрепко приковал к себе внимание Глена. Он был его, Баскервиля, типа, его духа. Отмеченный Бездной.
Джек ласково, солнечно, искренне улыбался, и от этой улыбки мурашки бежали по спине. Он смеялся, заправляя за ухо мешающую прядь волос, и от мелодичного, приятного слуху звона становилось холодно. Безариус был настолько возмутительно весел и неопасен, что ему даже можно было бы поверить, если бы Глен не видел собственными глазами, какой взгляд бывает у этого человека, когда он предельно серьёзен.
У Джека Безариуса льдистые, яркие глаза цвета пошлого, заезжено-изумрудного драгоценного камня. Весенняя зелень? Кто сказал эту глупость? Ядовитые, острые, но упоительно живые глаза. И обладатель этого страшного, знающего взгляда уверен, что ему под силу получить желаемое, чем бы оно ни было. И улыбающийся тёплой улыбкой Джек Безариус опасен также, как Глен Баскервиль.
Там, где есть власть, где пролегают дороги к силе, недоступной смертным, статусы теряют смысл, если ты готов совершить такую глупость, как довериться другому человеку.
Глен принимает Джека без колебаний, протягивая ему избавленную от перчатки руку, и ставит того рядом с собой, делая равным. Потому что третий сын захудалого рода слишком Баскервиль для своей фамилии.
Они всегда вместе, так долго, как только возможно. Говорят без слов, взглядом, дыханием, еле ощутимым касанием пальцев. Они хотят уничтожить привычный миропорядок и силой взять то, что считают своим по праву.
Безумцы, одержимые целью.

Джек крепко сжимает ладонь Глена, лежащую на рукояти кинжала, и улыбается, прижимая лезвие плашмя к губам.
"Целуй, если осмелишься".
Металл холодит кожу, но Баскервиль не отстраняется, а подхватывает игру, языком касаясь острия клинка, роняя несколько капель на губы Джека в тот момент, когда лезвие ранит кожу.
"Быть с тобой одной крови".
Они целуются жарко, жадно, без остатка отдавая себя друг другу, слизывая с кожи общую кровь.
Безумцы, грешники, повенчанные в их общем падении в Бездну.

Предложение Глена кажется безумием. Многие его идеи скользили на самой грани разумного, но в тот момент, когда отчаянные слова слетели с губ Баскервиля, Джек не знал, что и думать. Смеяться хорошей шутке? Встряхнуть за плечи как следует, или испугаться, отшатываясь прочь? Но он слишком доверял этому человеку, чтобы сомневаться.
- Стать твой цепью? Да хоть тенью, если потребуется.
Потому что сумасшествие у них тоже одно на двоих.

Расправляющий крылья Бармаглот пугает. Неприятный холод сковывает Джека, мешая пошевелиться, отвести взгляд, прекратить тонуть в горящих голодным безумием глазах цепи. Из оцепенения вырывает рука Глена, опустившаяся на плечо. Глава дома Баскервиль смертельно серьёзен и собран, но продолжает улыбаться товарищу.
- Мы поймаем для тебя лучшую цепь.
Идея проста и понятна: стать контрактором, дождаться, пока часы завершат оборот, после чего погрузиться на самое дно Бездны и вернуться. Что может быть проще, правда? Особенно, когда тебе есть, к кому возвращаться.

Умирать всегда больно, что бы там не писали в книгах. Когда тебя бьют, остаются синяки, когда ломаешь кость, внешние повреждения заметны не сразу, а когда настигает смерть, ты закрываешь глаза, если можешь, и тебя словно молния бьёт, выкручивая тело, раскалывая восприятие на хрустящие стеклянные осколки. Часы совершили круг, и бьют двенадцать раз.
Двенадцать ударов сердца, двенадцать спазмов, бьющая в висках кровь и чернота в глазах. Не позвать, не поймать протянутую руку, и кажется, что после уже ничего не будет, сейчас всё закончится.
И Джек, впервые усомнившись, отчаянно цепляется за ускользающее сознание, не в силах уже увидеть склонившегося над ним бледного как мел Глена, который в тот момент клянёт себя за поспешность решения.
Бесконечно долгое падение в Бездну обрывается в тот момент, когда узкие, изящные ладони осторожно оглаживают лицо Безариуса и, видя перед собой встревоженно-радостное лицо Воли Бездны с такими же невозможно-фиолетовыми, как у Глена, глазами, Джек шепчет своё единственное желание и понимает, что умирать не больно.
Намного больнее рождаться заново.

Глен мерил комнату тяжёлыми шагами. От одной стены до другой, потом обратно и наискосок, к окну, за которым занимался туманный, красно-малиновый рассвет. Джека не было третьи сутки, за это время глава Баскервилей практически не сомкнул глаз, проваливаясь в дрёму ненадолго, чтобы проснуться от первого же шороха.
Его могло затянуть не туда, могла слопать какая-нибудь цепь, или просто нелинейное время Бездны решило устроить Безариусу незапланированный отпуск в пару десятков лет, но Глен упрямо продолжал ждать, отмахиваясь раздражённо от тихих уговоров Шарлотты хотя бы нормально поспать. Еду самоотверженная девушка впихивала в главу дома практически насильно, внутренне то ругая Джека, то отчаянно умоляя того возвращаться скорее.
На исходе второй недели тело находящегося в глубоком забытьи Джека Безариуса проломило крышу оранжереи дома Баскервилей и рухнуло в находящийся посередине фонтан, так что лишь своевременное вмешательство слуг спасло его от повторной смерти. Пришёл он в себя уже вечером, и, глядя на Глена, разрывающегося между желанием от всей души треснуть за долгое отсутствие и просто обнять, дотронуться, почувствовать, что Джек правда рядом, наконец осознал, что всё позади, что он вернулся.
И что он никогда не будет сомневаться в правильности решений Глена.

Занимая в одиночку огромную кровать в спальне Глена, Джек чувствовал себя нелепо, забавно и довольно одновременно. Сам владелец кровати, больше похожий на страдающего бессонницей зомби, как раз возник в дверях, удерживая в руках поднос с едой, который и водрузил на тумбочку рядом с кроватью, тут же утягивая примостившийся с самого края бутерброд - Баскервиль и сам не заметил, что наконец, впервые за эти тянувшиеся бесконечно дни, почувствовал голод.
Джек его оптимизма не разделял, подозрительно косясь на обилие еды. Почётное место на подносе занимала огромная по меркам Безариуса тарелка бульона, который, судя по всему, ему следовало съесть.
Однако, несмотря на катастрофическую слабость, есть ему совершенно не хотелось, о чём он не преминул сообщить Глену, спокойно дожёвывающему уже второй бутерброд.
Вздохнув, глава дома Баскервиль пристально посмотрел на товарища и, что-то для себя решив, взял с подноса ложку и зачерпнул ей бульон. Серьёзный взгляд не предвещал ничего хорошего в случае отказа от еды.
Смирившись с неизбежностью, не в состоянии спорить, Джек покорно открыл рот, чувствуя себя ещё более нелепо, чем даже после побуждения, когда он осознал, где находится. На третьей ложке дело пошло лучше, изголодавшийся, отключившийся ранее от тягостного ощущения организм наконец осознал своё счастье и решил спешно восполнить ресурсы. Безариус не отобрал у Глена ложку лишь из неискоренимой вредности: то, с каким сосредоточенным лицом Баскервиль каждый раз нёс ложку от тарелки ко рту Джека, вызывал неконтролируемые приступы умиления.
Когда же с едой было покончено и поднос опустел, Джек, поудобнее устроившись под одеялом, из-под которого так и не выбрался, хитро прищурился и поинтересовался у так и сидящего на краю матраса Глена:
- И неужели тебе совсем не интересно узнать о результатах?
Баскервиль усмехнулся и, немного подавшись вперёд, отвёл в сторону ткань рубашки Джека, открывая кожу, абсолютно лишённую следов печати.
- Я думаю, всё прошло успешно, - отозвался он, - Когда будешь в силах, хочу посмотреть.
В воздухе повисло недосказанное "кем ты стал", развеянное смехом Джека.
- Да хоть сейчас, - любитель эффектных появлений соскочил с кровати и, оставив за спиной окно, за которым пылал закат, позволил силе течь сквозь себя, стирая черты человеческой оболочки. Медно-алое солнце пламенем прошлось по чёрно-золотым перьям Грифона, застывшего перед зачарованным Гленом. Миг - и перед ним вновь стоит, чуть покачиваясь от слабости, растрёпанный, бледный Джек, улыбающийся самой счастливой из своих улыбок.
Баскервиль не замечает, как поднимается с кровати и делает несколько шагов ему навстречу, не отрывая взгляда. Как ловит готового упасть Джека и, едва подбирая слова, шепчет:
- Заключи со мной контракт.
И когда Джек целует Глена, нежно, касанием ловя дыхание, солнце вспыхивает последний раз, чтобы скрыться за горизонтом и погрузить мир во тьму.